Анализ стихотворения те же росы откосы туманы

АНДРЕЙ БЕЛЫЙ

Белого-поэта в современном сознании заслонил Белый-прозаик, чей «Петербург» (1913—1914) стал одной из вершин европейского романа. Но расстояние между стихом и прозой — ритмизованной, напевной — у Белого было значительно сокращено. Лириком оставался он во всех проявлениях своего многогранного дара, будь то трактат о символизме, путевой очерк, главы «Серебряного голубя», эпопея о Москве или трилогия мемуаров. Он был одним из оригинальнейших и прозорливых умов века. «Гениальный, странный», — писал о нем Блок, разошедшийся с Белым после многих лет братской дружбы. Не знавший благополучия и «оседлости», беспокойным искателем был поэт и в своем творчестве, ценя его процесс больше, чем результат, безудержно экспериментируя ради обновления искусства слова.

Борис Николаевич Бугаев, сын философа-математика (Андрей Белый — псевдоним), по образованию естественник, начал с прозаических «симфоний», где повествование строилось как спор контрастных «музыкальных» тем: в них страстный порыв к духовным высотам — и зоркое ви́дение уродств, гримас реальности. В первом сборнике стихов и лирической прозы Белого «Золото в лазури» (1904) покорение скалистых вершин («На горах») или полет к солнцу («Золотое руно») символизировали порыв из обыденности в «вечность», к мистическому идеалу. Но прорицавший его поэт — в колпаке юродивого; осмеянный «лжехристос», он оказывался в «смирительном доме». Мистической экзальтации «солнечных» гимнов сопутствуют в книге гротескные образы сказочной нежити («Гном», «Игры кентавров»), иронические зарисовки городской повседневности («Весна», «Из окна») и старинного быта («Прежде и теперь»).

Сдвиг от надмирного к земному, русскому, крестьянскому обозначили стихи в посвященном памяти Некрасова сборнике Белого «Пепел» (СПб., 1909). Здесь уже не «золото» и «лазурь», символы духовного экстаза, а «свинец облаков», зловещие кабаки, «просторы голодных губерний» («Родина», «Отчаяние», «Из окна вагона»). Лирический герой — бродяга, висельник, «горемыка»; Белым владеют чувства отверженности и одиночества. Они оттеняются — в ключе присущей ему поэтики «диссонанса» — ритмами лихой пляски («Песенка комаринская», «Веселье на Руси»), кощунственными сценками собственных похорон. В цикле «Город» ощутимы напряженная атмосфера 1905 г., отзвуки уличных митингов, демонстраций. Другие — книжные — импульсы питали лирику сборника «Урна» (М., 1909); «пепел» переживаний поэт собрал здесь в «урну» формы, отточенной в традициях Пушкина, Баратынского, Тютчева, преломленных сквозь Брюсова (которому посвящен сборник). Героиня многих стихов «Урны» — Л. Д. Блок, суровая «снежная дева», отвергшая страдальца. Иным увлечениям и утратам — интеллектуальным — посвящен раздел «Философическая грусть», где в шутку и всерьез Белый говорил о своем двойственном отношении к абстракциям Канта и неокантианцев.

Подобно Блоку, Белый принял Октябрь и самоотверженно нес нелегкую в те годы «вахту культуры». Но события революции увидел в свете владевшего им тогда учения антропософии: поэма «Христос воскрес» (1918) говорила в евангельских метафорах о начале «мировой мистерии» духовного страдания, умирания и воскресения. Тот же путь прослеживает Белый и в судьбе личности; он часто обращается к воспоминаниям — в повести «Котик Летаев» (1917), в поэме «Первое свидание» (1921), блистательные строфы которой вобрали и зарисовки московской интеллигенции рубежа столетий, и образ века, грозящего «ато́мной лопнувшею бомбой»; обширные мемуары не были завершены (в 1930—1934 гг. вышли три книги). Лирический подъем начала 1920-х годов дал сборники «Звезда» (Пг., 1922) и «После разлуки» (Пг., Берлин, 1922); в них отразилась

драма разрыва с первой женой, А. А. Тургеневой, героиней его посланий «Асе» и «сказок» книжки «Королевна и рыцари» (Пг., 1918).

В конце жизни Белый писал стихов мало, бесконечно переделывая созданное ранее. Его опыт широко отозвался в поэзии XX в. — у Маяковского, Есенина, Цветаевой. Но и сам Белый не прошел мимо их открытий.

Изд.: Белый А. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1966, («Б-ка поэта». Большая серия).

СОЛНЦЕ

Автору «Будем как Солнце»

Солнцем сердце зажжено.
Солнце — к вечному стремительность.
Солнце — вечное окно
в золотую ослепительность.

Роза в золоте кудрей.
Роза нежно колыхается.
В розах золото лучей
красным жаром разливается.

В сердце бедном много зла
сожжено и перемолото.
Наши души — зеркала,
отражающие золото.

1903
Серебряный Колодезь

НА ГОРАХ

Горы в брачных венцах.
Я в восторге, я молод.
У меня на горах
очистительный холод.

Вот ко мне на утес
притащился горбун седовласый.
Мне в подарок принес
из подземных теплиц ананасы.

Он в малиново-ярком плясал,
прославляя лазурь.
Бородою взметал
вихрь метельно-серебряных бурь.

Голосил
низким басом.
В небеса запустил
ананасом.

И, дугу описав,
озаряя окрестность,
ананас ниспадал, просияв,
в неизвестность,

золотую росу
излучая столбами червонца.
Говорили внизу:
«Это — диск пламезарного солнца. »

Низвергались, звеня,
омывали утесы
золотые фонтаны огня —
хрусталя
заалевшего росы.

Я в бокалы вина нацедил
и, подкравшися боком,
горбуна окатил
светопенным потоком.

МЕНУЭТ

Вельможа встречает гостью.
Он рад соседке.
Вертя драгоценною тростью,
стоит у беседки.

На белом атласе сапфиры.
На дочках — кисейные шарфы.

Подули зефиры —
воздушный аккорд
Эоловой арфы.

Любезен, но горд,
готовит изящный сонет
старик
Глядит в глубь аллеи, приставив лорнет,
надев треуголку на белый парик.

Вот. негры вдали показались — все в красном — лакеи.
Вот. блеск этих золотом шитых кафтанов.
Идут в глубь аллеи
по старому парку.

Под шёпот алмазных фонтанов
проходят под арку.

Вельможа идет для встречи.
Он снял треуголку.
Готовит любезные речи.
Шуршит от шёлку.

Март 1903. Москва

ВЕСНА

Всё подсохло. И почки уж есть.
Зацветут скоро ландыши, кашки.
Вот плывут облачка, как барашки.
Громче, громче весенняя весть.

Я встревожен назойливым писком:
Подоткнувшись, ворчливая Фёкла,
нависая над улицей с риском,
протирает оконные стекла.

Тут известку счищают ножом.
Тут стаканчики с ядом. Тут вата.
Грудь апрельским восторгом объята.
Ветер пылью крутит за окном.

Окна настежь — и крик, разговоры,
и цветочный качается стебель,
и выходят на двор полотеры
босиком выколачивать мебель.

Выполз кот и сидит у корытца,
умывается бархатной лапкой.
Вот мальчишка в рубашке из ситца,
пробежав, запустил в него бабкой.

В небе свет предвечерних огней.
Чувства снова, как прежде, огнисты.
Небеса всё синей и синей,
Облачка, как барашки, волнисты.

В синих далях блуждает мой взор,
Все земные стремленья так жалки.
Мужичонка в опорках на двор
с громом ввозит тяжелые балки.

ПОПРОШАЙКА

Крыши. Камни. Пыль. Звучит
Под забором ругань альта.
К небу едкий жар валит
Неостывшего асфальта.

Стен горячих вечный груз.
Задыхается прохожий.
Оборванец снял картуз.
Смотрит палец из калоши.

«Сударь, голоден, нет сил,
Не оставьте богомольца.
На руках и я носил
Золотые кольца.

Коль алтын купец дает,
Провожу в ночлежке ночь я. »
Ветерок, дохнув, рванет
На плечах иссохших клочья.

На танцующую дрянь
Поглядел купец сурово:
«Говорят тебе, отстань,
Позову городового. »

Стены. Жар. В зубах песок.
Люди. Тумбы. Гром пролеток.
Шелест юбок. Алость щек
Размалеванных красоток.

ВЕСЕЛЬЕ НА РУСИ

Как несли за флягой флягу —
Пили огненную влагу.

Д’накачался —
Я
Д’наплясался —
Я

Дьякон, писарь, поп, дьячок
Повалили на лужок.

Эх —
Людям грех!
Эх — курам смех!

Трепаком-паком размашисто пошли: —
Трепаком, душа, ходи-валяй-вали:

Трепака да на лугах,
Да на межах, да во лесах —

По дороге ноги-ноженьки туды-сюды-пошли,
Да по дороженьке вали-вали-вали —

Что там думать, что там ждать:
Дунуть, плюнуть — наплевать:
Наплевать да растоптать:
Веселиться, пить да жрать.

Гомилетика, каноника —
Раздувай-дува-дувай, моя гармоника!

Дьякон пляшет —
— Дьякон, дьякон —
Рясой машет —
— Дьякон, дьякон —
Что такое, дьякон, смерть?

— «Что такое? То и это:
Носом в лужу, пяткой — в твердь. »

Раскидалась в ветре, — пляшет —
Полевая жердь: —

Веткой хлюпающей машет
Прямо в твердь.

Бирюзовою волною
Нежит твердь.

Над страной моей родною
Встала Смерть.

1906
Серебряный Колодезь

ДРУЗЬЯМ

Золотому блеску верил,
А умер от солнечных стрел.
Думой века измерил,
А жизнь прожить не сумел.

Не смейтесь над мертвым поэтом:
Снесите ему цветок.
На кресте и зимой и летом
Мой фарфоровый бьется венок.

Цветы на нем побиты.
Образок полинял.
Тяжелые плиты.
Жду, чтоб их кто-нибудь снял.

Любил только звон колокольный
И закат.
Отчего мне так больно, больно!
Я не виноват.

Пожалейте, придите;
Навстречу венком метнусь.
О, любите меня, полюбите —
Я, быть может, не умер, быть может, проснусь —
Вернусь!

Январь 1907. Париж

«ДА НЕ В СУД ИЛИ ВО ОСУЖДЕНИЕ. »*

Как пережить и как оплакать мне
Бесценных дней бесценную потерю?

Но всходит ветр в воздушной вышине.
Я знаю всё. Я промолчу. Я верю.

Душа: в душе — в душе весной весна.
Весной весна, — и чем весну измерю?

Чем отзовусь, когда придет она?
Я промолчу — не отзовусь. Не верю.

* Слова христианской молитвы.

Не оскорбляй моих последних лет.
Прейдя, в веках обиду я измерю.

Я промолчу. Я не скажу — нет, нет.
Суров мой суд. Как мне сказать: «Не верю»?

Текут века в воздушной вышине.
Весы твоих судеб вознес, — и верю.

Как пережить и как оплакать мне
Бесценных дней бесценную потерю?

ИЗ ОКНА ВАГОНА

Поезд плачется. В дали родные
Телеграфная тянется сеть.
Пролетают поля росяные.
Пролетаю в поля: умереть.

Пролетаю: так пусто, так голо.
Пролетают — вон там и вон здесь —
Пролетают — за селами села,
Пролетает — за весями весь; —

И кабак, и погост, и ребенок,
Засыпающий там у грудей: —
Там — убогие стаи избенок,
Там — убогие стаи людей.

Мать Россия! Тебе мои песни, —
О немая, суровая мать! —
Здесь и глуше мне дай, и безвестней
Непутевую жизнь отрыдать.

Поезд плачется. Дали родные.
Телеграфная тянется сеть —
Там — в пространства твои ледяные
С буреломом осенним гудеть.

Август 1908. Суйда

РОДИНА

В. П. Свентицкому

Те же росы, откосы, туманы,
Над бурьянами рдяный восход,
Холодеющий шелест поляны,
Голодающий, бедный народ;

И в раздолье, на воле — неволя;
И суровый, свинцовый наш край
Нам бросает с холодного поля —
Посылает нам крик: «Умирай —

Как и все умирают. » Не дышишь,
Смертоносных не слышишь угроз: —
Безысходные возгласы слышишь
И рыданий, и жалоб, и слез.

Те же возгласы ветер доносит;
Те же стаи несытых смертей
Над откосами косами косят,
Над откосами косят людей.

Роковая страна, ледяная,
Проклята́я железной судьбой —
Мать Россия, о родина злая,
Кто же так подшутил над тобой?

ПОД ОКНОМ

Взор убегает вдаль весной:
Лазоревые там высоты.

Но «Критики»* передо мной —
Их кожаные переплеты.

Вдали — иного бытия
Звездоочитые убранства.

И, вздрогнув, вспоминаю я
Об иллюзорности пространства.

* Сочинения немецкого философа И. Канта.

НОЧЬ И УТРО

Мгновеньями текут века.
Мгновеньями утонут в Лете.
И вызвездилась в ночь тоска
Мятущихся тысячелетий.

Глухобезмолвная земля,
Мне непокорная доныне, —
Отныне принимаю я
Благовестительство пустыни!

Тоскою сжатые уста
Взорвите, словеса святые,
Ты — утренняя красота,
Вы — горние краи? златые!

Вот там заискрились, восстав, —
Там, над дубровою поющей —
Алмазами летящих глав
В твердь убегающие кущи.

ВОСПОМИНАНИЕ

Мы — ослепленные, пока в душе не вскроем
Иных миров знакомое зерно.
В моей груди отражено оно.
И вот — зажгло знакомым, грозным зноем.

И вспыхнула, и осветилась мгла.
Всё вспомнилось — не поднялось вопроса:
В какие-то кипящие колеса
Душа моя, расплавясь, протекла.

Май 1914. Арлесгейм

ПОСВЯЩЕНИЕ

Я попросил у вас хлеба — расплавленный камень мне дали,
И, пропаленная, вмиг, смрадно дымится ладонь.
Вот и костер растрещался, и пламень танцует под небо.

Мне говорят: «Пурпур». В него облекись на костре.
Пляшущий пурпур прилип, сдирая и кожу, и мясо:
Вмиг до ушей разорвался черный, осклабленный рот.
Тут воскликнули вы: «Он просветленно смеется. »
И густолиственный лавр страшный череп покрыл.

Танка

А вода? Миг — ясна.
Миг — круги, ряби: рыбка.
Так и мысль. Вот — она.
Но она — глубина,
Заходившая зыбко.

Июль 1916. Дорнах

В безгневном сне, в гнетуще-грустной неге
Растворена так странно страсть моя.
Пробьет прибой на белопенном бреге,
Плеснет в утес соленая струя.

Вот небеса, наполнясь, как слезами,
Благоуханным блеском вечеров,
Блаженными блистают бирюзами
И — маревом моргающих миров.

И снова в ночь чернеют мне чинары.
Я прошлым сном страданье утолю:
Сицилия. И страстные гитары.
Палермо, Монреаль. Радес.
Люблю.

Июнь 1917. Демьяново

Снег, — в вычернь севшая, слезеющая мякоть;
Куст — почкой вспухнувшей овеян, как дымком.
Как упоительно калошей лякать в слякоть, —
Сосвистнуться с весенним ветерком.

Века, а не года, — в расширенной минуте;
Восторги — в воздухом расширенной груди.
В пересерениях из мягкой, млявой мути, —
Посеребрением на нас летят дожди.

Взломалась, хлынула, — в туск, в темноту тумана —
Река, раздутая легко и широко.
Миг, и просинится разливом океана,
И щелкнет птицею. И будет —
— солнышко́!

Тема стихотворения

Центральной является тема матери — Родины, России.

Поэт искренне любит ее, однако в то же время и «ругает»: она относится к своим детям, словно мачеха. Ведь в государстве свирепствует голод, люди гибнут от недоедания, стихии.

Обращает на себя пессимистическое миропонимание поэта. Он видит не солнце, и даже не красивые дома, а сплошную бедность – холодеющий шелест поляны, обнищалый народ.

Пессимистический символизм присущ везде: поэт готов скорее умереть за правду и свободу, нежели тратить тихие дни в ожидании «ненасытных стай смертей».

История создания

В 1908 году, когда Россия находилась между двумя революциями, многие поэты обратились к патриотической теме. Не остался в стороне и Андрей Белый, но он, в отличие от многих собратьев по перу, он написал не хвалебную оду, а реалистичное, даже немного жестокое произведение. Напечатали стихотворение “Родине” в том же году, немногим позже оно вошло в сборник “Пепел”, который вышел в 1910 году.

Белый действительно переживал о судьбе России, это выстраданное произведение.

Стих посвящен теме Родины, России. Поэт любит ее, но видит ее недостатки – она обращается со своими детьми не как мать, но как мачеха. В стране стоит голод, умирают в страданиях люди. Он смотрит вокруг достаточно пессимистично и видит не красивые дворцы и памятники, а нищету.

Анализ стихотворения Александра Блока «Родина»

11 декабря 2015

Поэт являлся человеком, который так же как и многие его соратники, был разочарован новым режимом. Хотя и принял произошедшую революцию. Блок уезжать за границу не собирался, веря в то, что Русь поднимется, станет сильной страной. И его произведение из цикла «Родина» стало больше предрекающим будущее. Те идеи, которые были заложены в этом стихотворении, были очень важны для поэта. Им он оставался верен до самой своей смерти.

Само произведение проникнуто патриотизмом и лирикой. Блок пробует здесь понять философски родину. Хотя он и понимает, что Россия стоит далеко от европейских государств. И в начале произведения появляется дорога. Здесь говорится о стране, начинающей новую жизнь, но по дорогах так и ездят телеги на потертых шлеях.

Как и раньше утопают колеса в лужи с их грязью. «Россия, нищая Россия» этими словами Блок описывает свою отношение к родной стороне. Он догадывается, что случилось со страной, но готов разделить все тяготы, которые она испытывает. Автор уверен, что на Руси наступает тяжелое время. Затем строчки красоту страны описывают как «бунтарская», появляются небольшие отголоски русского бунта.

Облик России в стихотворении показан с двух сторон. Сначала мы видим нищую страну, убогую, где повсюду «серые избы». А потом описывается ее потенциал. Блок рассказывает читателям, что даже можно сделать «невозможное» возможным. Здесь появляется надежда его на то, что силы у России найдутся, и она поднимется.

Поэт уверен, что недостатком России является ее простота и доверчивость. Поэтому в стихотворение вводится образ страны-женщины. Он наделил ее такими характеристиками, как «разбойная краса», «плат узорный до бровей». Это олицетворение дает всему произведению особую интимность.

Итог всему в произведении подводится опять же путь. Получается, что оно имеет круговое построение: все начинается и оканчивается дорогой. Это символ Руси: она постоянно в действии, ищет свою дорогу.

Эта работа выполнена с использованием различных приемов выразительности художественного слова. Например, крылатые выражения «И крест свой несу», и эпитеты «в годы золотые», и сравнения.

Мысли о будущем

В качестве заключительного урока по творчеству поэта можно предложить школьниками анализ стихотворения Белого «Родине». «Рыдай, буревая стихия» — это первая строчка, которая сразу задает настрой всему произведению. Важное место в этом произведении занимают те места, которые посвящены мыслям автора о будущем страны.

Он использует выразительные эпитеты, которые символизируют мощь России: в его строчках возникают образы космоса, планет, огненное ядро Земли. Все это проникнуто пафосом революционной борьбы, который охватил значительную часть интеллигенции в рассматриваемое время. Будучи символистом, поэт проводит свою главную идею о неизбежности революции в красочных метафорах, каждая из которых наполнена философским содержанием.

Образ России

Анализ стихотворения Белого «Родине» необходимо дополнить символическим описанием, которое дает поэт своей земле. Показателен тот факт, что старую Россию он видит в довольно мрачных красках. Он пишет о разрухе, о глухих глубинах и не находит в ней ничего доброго и хорошего, что несправедливо. Наступившие же перемены он всячески восхваляет, рисуя страшные революционные потрясения в светлых и радостных красках, что совершенно не соответствовало реальной исторической действительности. Автор призывает принять наступившие перемены как благо, акцентируя внимание на том, что они должны обновить страну.

Жанр и размер стихотворения

Стихотворение можно отнести к философской лирике или «лирике прямого высказывания». Оно построено в форме обращения поэта к Руси, поэтому это и похвальное слово, и признание в любви.

Размер, которым написано стихотворение, – четырёхстопный ямб. В каждой строфе по четыре строки (катрен) с перекрёстной рифмовкой. Лёгкость и воздушность стихотворению придаёт пиррихий (двусложная безударная стопа), встречающаяся в каждой строке. Спондей (утяжелённая стопа из двух ударных слогов) служит для дополнительного выделения слова. Выделяя слова «ты» и «Русь» в начале первой и второй строфы, поэт подчёркивает доверительно-уважительное, личностное отношение к родине. Использование повторяющегося слова «где» в начале строф с третьей по седьмую включительно (анафора) позволяет акцентировать внимание читателей на картинах, создающих точный и яркий образ Руси. Напряжённость душевной жизни лирического героя требовала соответствующих ритмов. Блок часто обращался к дольнику,

то есть разбивал лирическое произведение на доли с одним ударным и несколькими безударными звуками. Размер стихотворения «Русь» —
трёхдольник.